"Мои бабушки не дожили до войны": новая книга о страшных событиях

В киевском издательстве "Ника-Центр" вышел роман автора из Одессы, редактора издания Интент Евгении Геновой, "Мои бабушки не дожили до войны".

Это уже вторая книга Евгении. Первая - "Крымскотатарские семьи" - рассказывает о том, как 14 крымскотатарских семей проходили через многочисленные испытания в разные времена. Каждый раз они страдали от одного и того же врага, какое бы новое название он для себя не придумывал: то ли российская империя, то ли СССР, то ли российская федерация.

В раздел "Библиотека" к книгам"Над Черным морем" Ивана Нечуя-Левицкого,"Крымскотатарские семьи" Евгении Геновой,"Невыдуманные истории одесского трамвая" Дмитрия Жданова, "Без крыльев" Натальи Кондратенко, "Кое-что" Андрея Хаецкого, "10 разговоров о древней истории Украины" Андрея Красножона и Александра Красовицкого добавляем новую книгу Евгении Геновой.

Презентация романа в Одессе. ФОТО: Интент / Наталья Довбыш

Времена разных войн одинаково страшны

Как отметила автор в предисловии к роману "Мои бабушки не дожили до войны", "эта книга родилась в 2023 году - частично как воспоминания о 2022-м, частично - как попытка зафиксировать свои ощущения. Вероятно, как многие сейчас, в последнее время я часто думаю о своих предках - тех, кого успела запомнить и тех, с кем не смогла познакомиться. Поколение наших бабушек, дедушек и их родителей. Все они пережили войну - некоторые не одну. Некоторые из них, наоборот, не пережили, став для своих детей лишь воспоминанием. На их долю выпали страшные времена, однако они имели удивительную смелость не потерять себя, свое достоинство и свою любовь... ...Они были другими и жили в другие времена, однако все времена у нас - одинаково страшные. И в конце концов имеет значение лишь одно - будет ли тебе стыдно перед бабушкой, когда вы наконец встретитесь, или нет. Даже если вы никогда не встретитесь и она таки была права, когда говорила мне, что Бога нет и надеяться надо только на себя. Мои бабушки не дожили до войны. Они ее достойно пережили".

Книгу "Мои бабушки не дожили до войны", презентовали 19 ноября одесситам в библиотеке Грушевского. Рассказ Евгении Геновой состоит из семейных воспоминаний и посвящен становлению национальной идентичности в семьях жителей украинского Юга. Характерная особенность книги - параллели с собственными переживаниями героини во время нынешней агрессии России и сравнение их с событиями, которые пережили ее родные в прошлом.

Действительно, времена войн одинаково страшны. И об этом свидетельствует этот отрывок из романа:

"Осенью 2022-го я покупаю несколько консервов, пару пачек круп и немного "мивины". Мне 39 лет, но запасы, хоть и такие скромные, делаю впервые в жизни. Сама над собой шучу, когда раскладываю гречку и рис по банкам - мол, ты смотри, пакет с пакетами - это еще не взрослость, а вот банка гречки - вот она. В начале октября приходит окончательное понимание, что осенью и зимой нас будут ждать серьезные проблемы с электроэнергией и отоплением из-за российских обстрелов, поэтому стоит хоть немного запастись. Несколько жизней назад - как давно это было - я всегда смеялась над привычкой делать запасы: никогда ничего не покупала заранее, игнорируя заявления политиков, панические телеэфиры и очередные "сахарные" или "мясные" кризисы и даже ковыльную панику. Но на этот раз все выглядит и ощущается иначе.

Паника первых дней большой войны, очереди на заправках и в магазинах, которые были в начале, уже подзабылись, однако истории людей, переживших голод во время оккупации, делают в моем сердце дыру.

- Моя мама меняла небольшие запасы круп на картошку и планировала кое-что продать из одежды, чтобы купить немного сала. Однако мы наконец смогли уехать из Херсона и это все теперь пытаемся забыть, как страшный сон. Особенно я. Мама, кажется, как-то легче воспринимала эти очереди за едой и натуралистический обмен продуктов на уличных базарчиках. А я был просто в шоке, что должен обменивать одну еду на другую в центре европейского города в ХХІ веке, - рассказывает мне херсонец, который вместе с мамой вырвался из оккупации летом 2022-го. Им почти повезло, и они разве что почувствовали дефицит определенных продуктов, а вот в селах, которые были закрыты российскими оккупантами, люди голодали.

Голод. Его боялись все мои предки. Боялись так, что не выбрасывали в помойное ведро и крошки хлеба: сметая со стола чистой тряпкой, их отправляли в рот или, в крайнем случае, домашним котам. Хлеб нельзя было выбрасывать ни одному поколению, и как бы я ни смеялась над этими странными, как мне казалось, привычками моих бабушек, на всякий случай я старалась никогда хлеб не выбрасывать. Теперь - тем более.

- Леша, возьми что-нибудь детям. Зерна какого-нибудь, муки. Себя не жалко, меня не жалко, посмотри на девушек - одни руки-ноги, как высохшие палочки, - я слышу измученный голос 28-летней Евгении, раздающийся от выхолостой печи.

Она чистит морщинистую мелкую картошку, стараясь как можно тоньше счистить кожуру небольшим ножом. Темные ленты картофельной кожуры извиваются в кольца змейкой и потихоньку опускаются до самого пола. Я вижу, как на мелкую, позеленевшую картофелину украдкой падают несколько слезинок.

- Леша, ты меня слышишь? Что молчишь? Хоть раз бы принес пару горстей муки, я бы испекла хлеба, пусть бы девушки хоть раз поели вволю. Хлеба же не видим. Все равно не верят, что ты не берешь!

- И ты тоже можешь не верить. А я не возьму, - теперь я слышу голос Алексея, моего прадеда. Он умер, когда мне было пару месяцев, поэтому могу лишь представить, что его глаза на черно-белых фотографиях на самом деле ярко-голубые, а голос ласковый, однако иногда бывает таким твердым, что не перебьешь и не возразишь.

Мой будущий прадед продолжает разговор:

- Я сегодня, когда шел домой, встретил Василия. С мешком зерна. Домой пер. Я даже присел, чтобы он меня не заметил. И чтобы никто не заметил. Сама знаешь, что будет, вдруг кто-то увидит.

Евгения испуганно смотрит ему в глаза. Леша успокаивает: точно никого не было на улице, метель как раз. Оба понимают без слов: у Василия трое маленьких детей, и последние гнилые картофелинки они доили еще в декабре 1932-го.

Алексей - председатель колхоза, но его жена, мать и две дочери - моя будущая бабушка Зоя и ее старшая сестра Оля - голодают так же, как и все остальные в деревне. К счастью, они уцелеют, однако вкус супа из лебеды запомнят до конца своих дней.

Еще одно воспоминание, переданное мне бабушкой, - из того же времени. Однажды в их доме появился страшный, черный человек. Маленькая Зоя не помнила, откуда он взялся, но ей тогда было почему-то страшно на него смотреть. Я вижу ее глазами худую осанку того человека, чье имя уже не сохранилось в моей памяти - это родной брат ее бабушки. Он был такой худой, что маленькой Зое казалось, будто его кости щелкают друг о друга, когда он осторожно поворачивается на печи с боку на бок, сдавленно стонет. А, может быть, они и в самом деле щелкали. Его кожа была то ли обмороженная, то ли высохшая от голода, поэтому казалась такой темной, будто черной.

Утром в доме очень холодно: дров не хватает, приходится экономить, за ночь на стенах изнутри появляется толстый слой инея, который можно было соскрести пальцем и облизать. Зоина баба Мотря - мама Алексея - тихонько плакала возле брата и ревностно молилась к молчаливым иконам возле своей кровати. Иногда маленькая Зоя спрашивала бабушку, с кем она разговаривает.

- Это наш Боженька всемилостивый. Он дает нам здоровье и хлеб, и все-все дает, только надо молиться.

- А почему нам так мало хлеба дает? - спрашивала малышка.

- А ну тише! Мало - немало - сколько есть, столько и достаточно. Умные все стали, безбожники, и детей этому учат, - в сердцах баба аж плевала себе на фартук и бралась за домашнюю работу.

Родители говорили девочкам, что баба уже старая и не умеет читать, поэтому не очень умная и придумывает сказки о каком-то Боге, которого на самом деле нет.

- Так он этому деду не даст здоровья, баба зря болтает? - уточняла Зоя.

- Ох, детка, не знаю, что уже тому деду делать, - гладила ее по голове мама.

Дед, который, вероятно, не был никаким дедом по возрасту, мучился до весны и умер. Уже значительно позже моя бабушка узнает, что его и всю его семью советская власть отправила в Сибирь из-за того, что у него было на одну корову больше, чем можно было, - то есть ровно одну. Жена и дети не пережили ссылку, а муж, отбыв срок, каким-то образом таки вернулся домой. Впрочем, может, и не отбыл, а сбежал - этого точно никто не знал. Время стерло имена его близких и его самого, и сейчас, когда в ноябре я зажигаю на окне свечу в знак памяти обо всех замученных голодом, я думаю и об этой семье тоже. В моих жилах течет немного и их крови".

ФОТО: https://www.nika-centre.kiev.ua/

Володимир Шкаєв