"Мы не верили до последнего, что он был в бараке в Еленовке", - сестра военнопленного

29 июля 2022 года произошло массовое убийство украинских военнопленных в Еленовке. Известно, что в бараке погибло по меньшей мере 53 человека, а раненых более 130. Однако расследование невозможно провести, россияне не дают доступа на территорию. В бараке, который оказался под ударами, вероятно градов, находился Мартин Гречаный, по позывному Стифлер. Сейчас он находится в плену. О его истории, доступе к информации и жизни в борьбе рассказала его сестра Василиса Доброва - фотограф, общественный деятель и волонтер Украинского Красного креста. Смотрите полное эксклюзивное интервью и читайте сокращенную версию о жажде жизни, поддержке других, акции поддержки пленных и вопросы на которые нужен ответ.

Расскажите о вашей семье до полномасштабного вторжения и прихода Мартина на службу?

Мы - большая семейка, я старшая в семье и есть двое моих братьев: Вениамин и собственно Мартин, которому в этом году исполнится 24 года. Мы не виделись с его двадцатилетия. Веня также военный, служит уже 7 лет в части в Одессе и очень много работы выполняет.

Мартин. Фото предоставила собеседница

Мартин занимался молодежной деятельностью: Нацкорпус, национальная идея, околофутбол - все эти замечательные люди. Он очень хотел попасть в Азов, ему это нравилось и это был достаточно высокий уровень. Мы как семья конечно его поддержали. Мы все понимали эту ответственность, я всегда говорила, что бы он не выбрал, я буду на его стороне.

Он пошел в Азов, прошел там обучение, пошел на контракт и должен был приехать в отпуск в январе (2022 года, - ред.). Что-то там затянулось, потом началось и он уже не вернулся из Мариуполя. Они защищали Азовсталь и вместе со всеми он тогда был экстрагирован. Мы понимали, что это единственное решение, собирали эти подписи, сознательно на это шли и боролись, потому что понимали, что это почти единственный случай, когда мы можем увидеть его живым. Вообще всех, кто там был на момент вторжения.

Имели ли вы информацию после выхода из Азовстали?

Мы не знали. Когда их вывели из Азовстали, мы понимали, что он где-то с ребятами. Но где именно, мы не могли знать. И узнали, что он был именно в Еленовке, именно в бараке и даже выжил где-то через месяцы после того, как появились списки. Они были недостаточно правдоподобны. Была такая суматоха, что там долго разбирались, кто где вообще. И никто не дает никакой информации, Азов ничего не знает. Мы потеряли парня в пучине. И именно с этого момента, начала сильно рушиться жизнь у всей семьи.

В новостях появилась информация, что произошел теракт в одном из бараков где были азовцы. Мы понимали, что везде где есть информация об азовцах может быть дезинформация. Потом начали появляться списки. Мы с братом не верили до последнего, потому что не было доказательств. Но конечно это разрушило нас изнутри, потому что он может быть там и его вообще может не быть в живых. А потом вдруг мама наткнулась на интервью, где-то в телеграм-каналах, внезапно - мы увидели малого перемотанного. Он давал интервью в какой-то Донецкой больнице корреспонденту пророссийскому. Мы поняли, что он там был, пострадал, но выжил.

Государственные органы как-то коммуницировали с вами по поводу плена?

Нет, я могу сейчас честно сказать. За все время полномасштабного вторжения и то время, как мой брат находится в плену, за все что он пережил - вся информация, что я знаю о нем, не от органов власти. Мне не предоставляли информации ни информационное бюро, ни Координационный штаб, ни сам Азов или СБУ. То есть ни у кого не было информации.

Мы с братом обивали пороги всех возможных организаций, где мне могут предоставить хоть какую-то информацию - что вообще нам делать. После сформировалась очень мощная организация Сообщество Еленовки, и не одна, есть и Ангелы Азова - их много. Если честно я не могу тоже знать все и быть везде.

Olenivka Community организовали родные тех ребят, которые пострадали или погибли, к сожалению, в том бараке. Именно эти люди чего-то добиваются, стоят под кабинетами, требуют каких-то ответов и что-то на самом деле получают. Я считаю, что в отношении этого дела - это самая сильная организация, которая что-то действительно делает, будет делать и иметь большую поддержку мою лично. Я очень благодарна этим женщинам и мужчинам организации единомышленников.

Сейчас у вас есть информация о состоянии Мартина?

Она достаточно общая, но хронологически я знаю, что он попал в барак, его там ранило, потому что он был в самой глубине, посекло сзади спину, голову и ноги и челюсть еще была повреждена. Из этой донецкой больницы, в которой он лежал, потом обменяли девочку тоже с Азова и она привезла его рисунки, за то время пока они вместе были в больнице. Это была первая единственная вещь от него, дошедшая до нас за это время. Маленькие рисуночки на обратной стороне каких-то старых журналов. Это было мощно.

Какие-то подтверждения относительно его пребывания там россия предоставляла?

У меня нет там никаких связей. Сначала, когда произошел теракт в Еленовке и последующий плен, было очень опасно что-то о ком-то искать. Когда мы искали ответы было такое, что нам говорили, что лучше не светить лишнюю информацию, потому что это может навредить. И мы понимали, что нам надо быть немножко тише.

Я приехала в ТЦК, брать извещение семьи о том, что у меня родной в плену, потратила там очень много нервов и получила эту писульку. Вот и это все, что я получила от воинской части, то есть от ТЦК, вообще от власти.

Это вся документация, которая у меня была вообще относительно его плена, состояния его дел. Тогда нам сказали, если у вас кто-то есть в России - можете себе там спрашивать, ищите там. Я еще не искала, потому что у меня там просто никого нет. Я не хочу. Я не верю этим людям.

Расскажите о вашей работе сейчас.

Волонтерством я занималась и до этого, помогала детским домам нескольких организаций. И в Общество Красного Креста Украины - Одесскую областную организацию я попала вообще случайно - помогала знакомому с мероприятиями психосоциальной поддержки для детей. Сейчас я тоже в этом направлении психосоциальной поддержки и реабилитации, развиваю его и стараюсь помочь людям, которые переживают кризис. Сейчас это очень много людей.

Василиса. Фото предоставила собеседница

Также уже два года как я в отряде быстрого реагирования - это очень мощная команда, которая сотрудничает с ГСЧС, приобщается к реагированию на чрезвычайные ситуации в городе и области. Работаем на прилетах, в самом хардкоре вместе с ГСЧС и полицией. Бывали достаточно сложные моменты, когда форму, если честно не имело смысла стирать, потому что она бы не успевала высохнуть.

Сейчас нет психически здоровых людей. У меня есть нервные расстройства, у всех они есть. У кого-то сложнее, у кого-то немножко легче. Кто-то просто более стрессоустойчив, кто-то - вообще не стрессоустойчив. Я вижу последствия войны по своей маме, когда она узнала, что Мартин попал в плен и мы уже узнали окончательно, что он был в бараке, выжил, но где-то раненый идет по плену - сразу разрушилось все.

Я видела, как стремительно за лето после этих новостей. Были очень сильные нервные срывы, сильно повлияло на ее здоровье и летом 2024 года у нее случился широкий инсульт и сейчас она человек с инвалидностью. Лечение до конца жизни.

Опять же документация - это такой абсурд. Я не могу ей оформить инвалидность, потому что это сверхсложная процедура для обычного человека. А сейчас человек без конечности, должен каждый месяц там или полгода приходить и доказывать, что она у него не отросла. Абсурд.

Мы, кстати, никакой помощи не получали от власти, а именно потому, что это тоже сверхсложный процесс. Запущено много за 25 лет маминых документов, например, где-то потерялось что-то, или 15 лет назад неправильно записали. Мы с братом два года тянули семью, как могли, однако у меня трое детей. Но как-то двигались. Вот когда уже случился у мамы инсульт, потом погиб отец. Он очень болел, Мартин его очень любил и он еще не знает ничего из этого. Тогда я поняла, что больше не выдерживаю, не могу тянуть это все дальше сама.

Решила, что нам надо подавать на помощь, потому что уже не выгребаю. И я столкнулась с этим всеми документами, которые накопились у мамы за 30 лет. Дошла уже до того абсурда, что мне надо доказать как-то документально людям, что Мартин ее сын. У них несовпадение по фамилиям, потому что она меняла. Мы наняли адвоката, будем бороться, давить, искать эти бумажки. Короче это очень тяжело морально. Вот в таком мы сейчас положении.

Марія Литянська