Застрял на улице Муратовой и смеялся: интервью с Евгением Голубенко об Одессе, искусстве и переменах

Тишина, покой, коты и творчество. Вот что чувствуешь, когда попадаешь в квартиру-мастерскую в Одессе художника, фотографа и сценариста Евгения Голубенко. С 1986 года он работал художником-декоратором на Одесской киностудии. Муж и творческий партнер Киры Муратовой, все ее фильмы, начиная с 1989 года, он оформлял как художник, а для "Два в одном", "Трех историй" написал сценарии новелл, в "Чувствительном милиционере" и большинстве других - он соавтор сценария. Интент поговорил с Евгением о прошлом и будущем Одессы, "ватных" настроениях, памятнике Екатерине II, почему не страшно под российскими обстрелами и своем видении мира.

Ваше отношение к тому, что в Одессе улицу Льва Толстого переименовали в Киру Муратову. Насколько я знаю, ваша жена была толстовкой?

Отношусь к этому с юмором. Все меняется в жизни в зависимости от обстоятельств. Все эти разговоры о самоидентичности - это просто разговоры, потому что все это возникает не из названия улицы или памятника. Современные названия часто людям ничего не говорят. Они не читали украинской классики. Они не читали ни Карпенко Карого, ни Котляревского, ни Леси Украинки. Я в школе это учил. И для меня это не пустые слова. А прохожие просто будут видеть какие-то фамилии.

У меня есть друг остряк. Когда-то в советское время я спросил: как можно было назвать конфетную фабрику имени Розы Люксембург? Он сказал, ну ты можешь абстрагироваться, Роза - это цветок, а Люксембург - замечательное государство и все. Так оно и происходит. Половина совковых палачей, именем которых были названы улицы, они никому ничего не говорили. Это были просто созвучия, не более.

Фото: facebook-страница Евгения Голубенко

Когда Украина наконец обрела независимость, и мы были этому рады, началось вялое принуждение к изучению языка. И это происходило довольно бездарно. Я подумал, что так это не работает. Люди должны захотеть учить, полюбить язык. И тогда они будут гордиться, что знают его. Это не работает из-под палки. Я знаю людей, которые прекрасно знали украинский язык и ненавидели Украину.

Надо понимать, что понятие "вата" очень большое. Например, есть имперцы, которые не любят Путина, потому что он опасен для империи, может ее развалить. А другие, как бы нормально к Украине не относились, считают, что Одесса это отдельный анклав. При этом они говорят, что надо смотреть в будущее, при этом не хотят изучать язык. А это бессмысленно, потому что сейчас вы как ни крутите, вам придется его учить. Если вы смотрите в будущее и у вас нормальные мозги.

А с Кирой и Толстым это конечно анекдот. Она бы смеялась. Кира рассказывала о своей поездке в Швейцарию на какой-то фестиваль вместе с Германом-старшим. Он был остроумный, шутил в духе советских газет: "Город, где родилась Кира, переименуется в Муратовку, а в газетах появятся такие тексты:" Муратовские обкомовцы прокрались".

Коллаж Евгения Голубенко. Фото: Интент

К этому все идет. Я помню, я ехал с Нового рынка, тащил что-то тяжелое, строительный картон какой-то, и троллейбус сломался на Толстого. Я посидел 15 минут, понял, что надо идти на 28 трамвай. И подумал, вот Кира смеялась бы. Застрял на улице Муратовой. Может, это все и правда смешно?

Скажем, памятник Екатерине II, с точки зрения скульптуры и архитектуры был идеально вписан в площадь. Поменяйте табличку, напишите, что она уничтожила Сечь, что эта дама в том-то и в том-то виновата. Было бы больше пользы. Просто люди видели бы, что она была злым гением этой страны.

Или другой вариант - сделать из нее памятник Одессе-маме в виде женщины-кормилицы кошек. Убрать всех приспешников и посадить вокруг нее кучу кошек из бронзы, а она им посыпает корм. Кто она? Мы не знаем, какая-то женщина. Можно ли в Одессе, которая гордится своим юмором, хоть иногда его в чем-то серьезно проявлять?

В "Вечном возвращении" снимался внук Киры Муратовой Антон. Как в дальнейшем сложилась его артистическая судьба?

Да нет, он никогда не хотел этим заниматься на самом деле. Он хотел заниматься бизнесом, видел, как живут актеры. Он знал, что это зависимая профессия, слышал все эти разговоры.

Приходит хороший актер, но для него в этом фильме нет ролей. Это такое унижение. Антон не хотел учиться этому, хотя он способен.

От редакции: Двух внуков Муратовой, Антона и Женю, воспитал Голубенко.

Есть ли у вас какой-то страх оставаться в Одессе, когда город почти каждую ночь подвергается атакам России?

Мне не страшно. А знаете почему? Я старый. Живу давно, жил интересно и разнообразно, много видел, всегда работал и это стало привычкой. Есть люди, которые невзгоды заедают сладким, в экстремальной ситуации мне свойственно отвлекаться любимыми мне делами. Никогда не жил в ожидании завтрашнего дня, а все время функционировал. С началом бомбежек первый рефлекс был закончить начатую работу. И самое анекдотичное, что я думал: даже если они сгорят, пусть сгорят готовые. Ну вот такой я перфекционист.

Я работаю сразу над несколькими работами. Из них много отложенных, которые я не знаю, как лучше закончить. Я их вытаскиваю и начинаю исправлять, когда знаю как.

Квартира художника расположена возле порта, поэтому он постоянно слышит российские атаки. Фото: facebook-страница Евгения Голубенко

Это еще надо знать как?

Вот это беда всех начинающих художников. Они, если у них не получается, ломают кисти, рвут полотна, бьются головой. А если не знаешь, надо отложить, чтобы перейти на новый уровень, еще чему-то научиться.

А вы Грековку или Худграф заканчивали?

Я с трудом закончил Грековское училище, брал академотпуск.

У меня тогда был друг, старший и опытный. Мы вместе жили в мастерской, которая была расположена под чердаком. Он видел, как я все время переделывал одну и ту же работу и объяснил, что для того, чтобы ее доделать надо освоить новое умение, мастерство. "А ты просто на одном холсте пишешь десять работ, и ни одна другая не лучше. Они все сырые".

Я это очень освоил. Сейчас могу взять работу 20-летней давности и немного исправить. И это вижу только я, и исправляю ее для себя. А другие, видимо, и не видят дефекта.

Мастерская Евгения Голубенко. Фото: Интент

Женя, а как насчет фотовыставки? Потому что публика вас знает больше по живописи и коллажам.

Я перестал печатать фотографии. У меня есть десять фотоальбомов, где я еще печатал фото.

Сейчас вы снимаете только на телефон?

Сначала на камеру снимал, потом я понял, что качество для фейсбука не имеет значения. Мне сейчас обещают прислать айфон как аванс за работу, которую я должен сделать - отсканировать архивы для каталога ретроспективы фильмов в Амстердаме.

А раньше снимали на пленку?

Конечно. Я поздно начал, честно скажу. После тридцати, при этом сопротивлялся много лет.

Фото: facebook-страница Евгения Голубенко

Почему сопротивлялись?

Я работал тогда уже в кино. Видел, как затягивает фотография. Это как сумасшествие, как еще одна зараза. И я не хотел этим заниматься.

Я любил фотографию, дружил с кинооператорами, видел, как они снимают. Все время что-то измеряют, подсчитывают, экспозицию, фокус, разговаривают между собой как бы на иностранном языке профессионального сленга. Это не привлекало, мне не казалось, что это просто. Потом я впервые поехал на Берлинский кинофестиваль. Мне дали Зенит, зарядили пленку и попросили что-то поснимать. В итоге я не понял, забыл, как открыть фотоаппарат и пленка засветилась. Я разозлился. Меня это зацепило, и я начал снимать без остановки. Это как вирус. Потом кинооператоры научили меня проявлять пленку. И я начал лучше понимать, что им нужно от меня как художника. Я много лет был на мокром процессе. Сейчас при полной автоматизации цифрового процесса все эти знания стали ненужны.

А сейчас меня на пленку уже не тянет снимать. Зачем? У меня огромное количество фотографий, и они никому не интересны по-настоящему. Лежат да и лежат. Дети к этому достаточно ровно относятся.

Есть такое мнение, что фотография вредит живописи. Вы с этим согласны?

Я вам расскажу, что происходит, когда ты впервые в жизни берешь фотоаппарат после того, как писал с натуры. Ты вдруг видишь вещи, на которые привык не обращать внимание.

Когда ты пишешь с натуры, ты отбрасываешь автоматически все, что тебе не нравится. Столбы, провода, всякую мелочь. А когда я взял в руки фотоаппарат и начал щелкать, я был поражен. Там нельзя делать вид, что чего-то нет. Оно все есть. И надо как-то выстраивать кадр. Надо думать, что это все вылезет.

Что касается живописи, то здесь я комбинирую все, как хочу. Фотография мне здесь не мешает. Наоборот, когда ты начинаешь снимать, и ты понимаешь, что глаз иначе устроен, чем твое художественное воспитание, навыки композиции никуда не исчезают. И это очень глубоко в тебе сидит.

В целом я отношусь к фотографии так же, как к живописи. Технически ты можешь быть подкован, но самое главное - есть ли у тебя свое видение? Это твой взгляд на мир. Если его нет, то никакая техника не спасет.

А вы в художественной школе при Грековке учились?

Нет, я же не местный. У меня были гениальные педагоги вовсе не в Грековке. В Каменце-Подольском были два учителя, которых я до сих пор помню и кланяюсь им (речь идет о преподавателях местной художественной школы: Владимира Воинова и Збигнева Гайха - ред).

Потому что педагог это не обязательно человек, который что-то там лопочет, а человек, который находит в твоей неудачной работе что-то удачное и обращает твое внимание, делая на этом акцент.

Скажите, а кого-то из ныне живущих одесситов вы можете назвать гениальными? Какие у вас критерии?

Я для себя когда-то давно проанализировал и столкнулся с ситуацией, что научного понятия гениальности не существует. Я выработал свою трактовку на основании наблюдений и прочитанного искусствоведческого материала. Мои критерии гениальности очень высоки. И я их к себе никак не отношу, честно говорю.

Есть несколько типов гениальности. Это люди, которые либо открывают ворота в другой мир, от которых уже что-то начинается, возникает какое-то направление, которое развивается независимо от них. Или люди, которые вобрали в себя предыдущий опыт, и поставили на нем точку.

Фото: facebook-страница Евгения Голубенко

Конечно, я знаю, что Одесса дико талантливая. А знаете ли вы, что сейчас происходит реакция замещения? Сейчас одесские художники уезжают, приезжают харьковские. Здесь уже есть харьковская диаспора, и она дает другую окраску. У них другая школа, другие увлечения. Они все очень талантливые люди, но говорить, что кто-то из них открыл окно в какой-то неизвестный новый мир, я не могу.

А просто хороших художников полно. И эти люди важны для города. Но это региональный уровень.

Это как приезжают люди в Одессу и говорят: это такая замечательная городская застройка! Господи, и эта застройка, объективно говоря, отражение европейской архитектуры. Так всегда бывает в провинции. Но некоторые этого не видят. Конечно, есть местный колорит. Но если вы говорите об архитектуре как об искусстве, то это разные вещи.

Например, приезжаешь в Рим. И первое, что тебя шокирует, что ты гуляешь как на страницах учебника по истории искусства. В Одессе таких зданий нет. Да, они красивые, но в них нет ничего аутентичного. Вот и все.

Когда я так говорю, меня начинают ненавидеть.

Квартира Евгения Голубенко. Фото: Интент

Почему? Это же правда.

Потому что людям нужно жить в этом очаровании, что мы самые лучшие, что мы прекрасны. Они считают, что лучше Одесского оперного театра в мире ничего нет. Хотя это все гипсовая лепнина. А это первое, что отличает аутентичные вещи в том же Риме или Париже, фасады украшены скульптурой из тесаного камня, это все не лепнина.

Немного людей, которые хотят понимать реальность. Никто не мешает вам это любить. Но понимать ценность вещей было бы неплохо.

Я читала, что вы освоили в свое время все андеграундные профессии.

Да, я постоянно где-то работал. Меня воспитали в лютеранской традиции. И всю жизнь это раздражало. "Мы бедные, но честные". Жизнь богемы плохо стыкуется с такими взглядами. Но были профессии, которые сейчас стали признаком, клеймом андеграунда. Главное было найти что-то, что давало много свободного времени и вне внимания начальников - охранники, кочегары, желательно график сутки через трое. Молодым людям сейчас нужно объяснять, что существовала уголовная ответственность за тунеядство. Потом 35 лет в кино. Там надо много общаться, разговаривать с людьми. Если ты художник-постановщик и не можешь объяснить людям, что тебе надо, то проще самому идти и забивать гвозди. Мне всегда было проще самому. Я по натуре не начальник.

Евгений Голубенко в мастерской. Фото: Интент

На стройке мало за что отвечал, делал, что говорят, как говорили "бери больше неси дальше", имел начальников. Если мы сценарием занимаемся, мы просто общаемся с глазу на глаз. А если я должен еще руководить, командовать другими людьми, а художник вынужден это делать, мне не нравится это очень глубоко. Я легко подчиняюсь, если нахожу разумным то, что мне предлагают.

Поэтому никогда не хотел заниматься режиссурой. Надо управлять огромной толпой, все время их контролировать, иногда делать внушения, запугивать и так далее. Мне это вообще так дико, я избегал это всегда. Просто помогать этим заниматься - да, но не надо меня туда сливать, в эту сторону контроля.

Женя, как вы видите Одессу через десять лет?

Я здесь с 1971 года, и Одесса за это время многократно изменилась. И сколько раз она еще изменится? В какую сторону? Откуда я знаю?

Но она не будет такой, как была. Всем, кто ностальгирует по одесскому юмору: Одесса больше такой не будет. Нет такой функции отмотать пленку назад.

Кто-то в Одессе мог спрогнозировать, что исчезнут пассажирские корабли в порту? Одесса может снова стать многонациональной, как была в основе своей. Опять же, если дадут людям работать и торговать. Тогда сюда нахлынут турки, немцы, итальянцы, французы, китайцы. Они изменят этот город, но как? Я не знаю, и никто не знает.

Ната Чернецька