Зачем украинским детям предмет «половое воспитание»

На днях спросила у мамы: «Мам, как думаешь, я смогла бы преподавать в школе уроки полового воспитания?». Естественно, как и любой ребенок от любой матери, я ожидала от нее поддержки. Если не рьяной, то хотя бы пару напутственных слов вроде «если долго мучиться, что-нибудь получится». Но вместо этого я получила хлёсткую волну негатива. Я не понимала, почему. Что могло стать источником такого отрицания безобидной идеи нести в массы знания о своих и чужих правах, о личном пространстве и своем теле?

Через пару минут я выудила у нее пару аргументов «против». Я и не представляла, что моя мама – в меру консервативный человек – не готова к принятию моего альтернативного мнения. А аргументы были такими: «Чему ты научишь этих детей, если они и так жестокие от своего интернета и невнимания взрослых?». Она начала рассуждать о том, что семнадцатилетним ублюдкам (естественно, подразумевались уже преступившие закон люди) уже поздно о чем-то рассказывать, что общество и собственные родители уже воспитали их жестокими. На что я ответила своим аргументом: половое воспитание – это предмет, который должны преподавать еще в младшей школе. Она ужаснулась. Детям?! Половое воспитание?!! С ума сошла! И что им там рассказывать – второклашкам?

Я аргументировала тем, что этот предмет состоит не только из рассказов о строении человеческого тела и болезнях. Прежде всего, это предмет о социальном поведении и нормах. В конце концов, было бы меньше изнасилований, потому как дети бы знали о рамках, о своих правах, о том, что у них самих и других людей есть «особенные» части тела, которые можно доверять только себе или врачам. Мама не унималась: «Об этом родители должны рассказать». «А рассказывают?», - возразила я. Ведь, по сути, многие родители даже не заглядывали в учебники по психологии, а кто-то даже избегает таких разговоров с детьми. Будто дети это должны сами, из ниоткуда узнать. Но проблема вся в том, что эти знания не находятся «в чертогах разума» человека. Дело в том, что несмотря на то, что человек – животное, всё же, социальное поведение у него отлично от многих групп млекопитающих, хоть и находятся иногда сходства. Социальное поведение человека – иное и понятие о личном пространстве – тоже.

Как обычно, нашлись еще куча аргументов «против». Например, одним из аргументов было то, что дети будут смеяться и не будут слушать. Возможно, она припомнила какие-то нелепые попытки внедрения этого предмета в советскую образовательную программу? Я позже прошерстила инет в поисках информации о подобных программах в СССР. Вместо готовых программ я нашла комментарии о том, что раньше такого не было, что данные темы (как то месячные или венерические болезни) считались табуированными. Вот почему она так резко отзывалась об этой идее… Она стесняется? Она?

Я ей подробно выложила о том, что в педине на педагогике мы проходили эту тему. Что специалисты всего мира твердят о необходимости данного предмета в школе (и не в старшей, а начиная с младшей). Рассказала, что страны, в которых есть данный предмет – меньше изнасилований, что в мире уже много раз поднимались темы, ранее считавшиеся табуированными и на данный момент наблюдаются положительные тенденции. Она расстроилась и сказала, что если это так помогает человеку, то для того, чтобы этот предмет добавили в школьную программу, сначала нужно, чтобы взрослые осознали его важность для будущего детей.

Если. Если в СМИ будут освещать эти вопросы. Если большой резонанс будут поднимать не новые модели телефонов, а вопросы воспитания людей. Если родители сами чаще будут разговаривать с детьми и строить доверительные отношения.

В таком случае, люди сами осознают важность этого предмета и будут сами настаивать на том, чтобы этот предмет ввели в школьную программу. Когда САМИ перестанут быть зашоренными.

До этого будет «воз и ныне там».

Аліна Дун