"Я не понимаю, как можно говорить о сегодняшнем дне и не употреблять ненормативную лексику", - Ирма Витовская-Ванца

Трагикомедией и есть наша жизнь, где мы привыкаем к боли, можем выбрать удобную позицию, иметь достижения рядом с трагедиями. Об эмоциональных качелях в спектакле, начале полномасштабного вторжения, культуре 2000-х, рассказала Ирма Витовская-Ванца - актриса театра и кино, общественный деятель. Смотрите полную версию и читайте в сокращенном варианте эксклюзивное интервью о злости, отчаянии и страхах.

Вы привезли в Одессу спектакль, который об опыте начала полномасштабного вторжения, однако этого не поймешь ни из названия, ни из афиши. Встречали ли вы диссонанс в ожиданиях зрителей?

Что такое киевская перепичка? Это обычная сосиска в тесте. Но они умеют тесто так делать, что она очень вкусная и имеет успех. Мне кажется, что это не про гастрономию больше, а про эмоции. И перепичка - это эмоциональная история привязки к Киеву.

Почему о киевской перепичке? Потому что она является одним из символов этого спектакля, как раз эмоцией. И с нее началась история перед началом полномасштабного вторжения - 8 февраля 2022 года, но мы с ней перемещаемся сразу во вторжение. И дальше события 2022 и лета 2023 года.

Но вот этот период - это автобиографическая история. Здесь много смеха при всем ужасе. Потому что в жизни этот юмор, несколько самоироничный, злой и несколько наполненный местью внутренней. Здесь есть ненормативная лексика, потому что... Я не понимаю, как можно о сегодняшнем дне говорить и не употреблять ненормативную лексику. Если оно эмоциональное, если это не рациональная природа, а эмоциональная.

Очень много нежности, щемящести и грусти - это то, что мы переживали, когда прижимались друг к другу, входили в этот блекаут, когда не работали лифты, не было как сварить. Мы светили фонариками, а в них светили своими сердцами, мечтами, надеждами, надеждами, обидами, злобами и то, как мы знакомились с войной.

Большинство страны знакомилось с войной в 2022 году. Потому что с 2014 года это только локальная была история. Остальная часть страны была в своем пузыре. Активная часть понимала, что происходит, помогала. Этот первый шок пришел. А дальше, когда началась постоянная история большинство сосредоточились на своей повседневной жизни.

Кто-то сразу попал в ад как Мариуполь, Авдеевка, Бахмут, Соледар, Северодонецк и многие другие. Кто-то попал в оккупацию, где практически мало что разрушено, но они разрушены внутри. Разрушено то, что тебе надо жить в другой стране, если ты не адепт тех вкусов и мировоззрений.

То есть если это для тебя не витальная история, то абсолютный ужас. Некоторые попали в реальный ужас, еще кроме морального, в физический. Мы все знакомились с войной, проходя опыт. Сейчас уже более циничные стали, мы научились слушать, различать по звукам. А в 2022-м? Мы думали, что этот дрон смотрит, собственно, только за тобой. Мы думали, что этот дрон имеет глаза, он охотится за теми, где есть свет. Выключали свет. Даже на Западе Украины выключался свет, потому что дроны летают. И мы все боялись.

Как это не страшно звучит, человек адаптируется к самым ужасным ситуациям. Мы стали уже меньше плакать на смертях, у нас больше злости и мести, чем отчаяния. У нас больше вопрос к небу. Сколько это еще должно продолжаться и как это произошло? И почему это так?

Это для нас трагично. Мы не знаем ответа насколько это будет надолго. Думаю, что это будет очень надолго. Потому что они тоже себе накапливают, мы плюсы - они минусы. Вижу очень плачевную ситуацию с будущим федерации. Вообще. С отдельными народами, которые все в этом пузыре связаны кровью, как и всем, это будет очень жестко. А для нас - плюсы.

Но мы платим за эти плюсы кровью сейчас. Они потом, мы сейчас. И для нас это всегда вопрос, сколько это будет продолжаться. Поэтому конечно, расстояние войны нас отдалило в эмоциях. Помню семью в Одессе, в которой маленькая девочка Кира с мамой погибла, отец пошел воевать, и тоже погиб. Для меня откладываются эти вещи. Помню трое детей во Львове, дети в Кривом Роге, эти фотографии, страх. Для меня детские смерти до сих пор чрезвычайные. Военные так же - это чьи-то дети. У меня очень много уже потерянных детей у моих подруг. И как с этим жить? А у кого-то пропали без вести, и я не знаю, как они живут. Воют.

И ты не знаешь, как это разделить, взять часть боли себе, чтобы немножко облегчить. Потому что неизвестность - что-то страшнее, мне кажется, чем когда ты похоронишь и знаешь, место, куда ты можешь прийти.

Фото: Интент/Наталья Довбыш

И собственно, я эту "Перепичку" создавала с расстояния после начала вторжения. Потому что если бы я ее выпустила в 2022 году, видимо, она не имела бы такой отрефлектированности. Нужно было это расстояние, она бы не имела столько юмора внутри. Для того, чтобы создать терапевтический проект, надо пройти рефлексию, какое-то время, чтобы его осознать, переосмыслить и посмотреть на него со стороны уже. Тогда оно работает.

Я в 2022 году не могла бы так шутить. А сейчас на расстоянии можно. "Киевская перепичка", как сама Наталка Ворожбит написала в пресс-релизе, это - качели, от одних эмоций к другим, от смеха до слез. В принципе так и в жизни. Трагикомедия - это наша жизнь. Бывает на свадьбе вы рыдаете. Бывает на похоронах вы начинаете смеяться. Оно всегда так и непредсказуемо.

Мне кажется, что мы правильно пошли этим путем, когда писали ее через расстояние. Я думаю, что вышли вовремя, когда уже можно терапевтически проходить первые дни шока. С другой стороны мы мобилизуем людей на ощущениях начала войны, вся страна была мобилизована на то, что мы пройдем эту дорогу. И это работает тоже.

Сейчас о 2000-х годах вспоминают в контексте расцвета украинского, по меньшей мере в музыке. "Леся + Рома" вышел в 2005 году. Видели ли вы этот всплеск и на чем он строился?

Они появились на волне. Это же был Ющенко, Оранжевая Революция. На ее волне было возрождение. Потом упадок, когда пришел Янукович, снова начали оккупацию информационного пространства. Это был российский бизнес - туда не допускали. Почти все звезды переформировались на русском петь. Только единицы на украинском, видимо, квота какая-то была. Единицы пережили этот период и имели доступ к эфиру.

Например "Океан Эльзы". Ну уж такие уникальные, которые зашли и были коммерчески привлекательными даже на гастролях в России. Но для большинства это был политический вопрос.

Фото: Интент/Наталья Довбыш

"Леся + Рома" - это попсовый проект своего поколения. Я думала, что мы засыпем этой попсой. Но нам сказали, что больше это никто не позволит, потому что оно начало работать на идентичность. Потому что на Востоке и Юге молодежь начала смотреть, реагировать, симпатизировать. Дети, которые шли в школу, росли уже на этом. Оно начало становиться культовым, это испугало. Они даже в попсовом развлекательном контенте видели опасность общей идентичности.

Что такое общая идентичность? Это маркер. Мы конкретно маркировали, что это украинская семья, у нас были разноязычные персонажи, и на русском, и на суржике говорили, и на очень классном украинском говорили, имели определенную социальную базу и позицию. Все равно это чувствовалось, где это происходит и кто эти люди.

Если бы квотирование не пробили в 2016 году, музыки бы мы не видели, сколько групп не пережило бы в это время. И посмотрите после квот, сколько команд нашли доступ к эфирам, и мы увидели их. То же самое и с контентом телевизионным. Немножко мы опоздали, я вам могу сказать, что 23 февраля 2022 года еще снимали на русском.

Я считаю, что это было неправильно, мы вступили в войну с грязными ботинками. Многие актеры извинялись потом. После 2014 года единицы отказались от русскоязычной работы. Я, Зюбина, ну там есть актеры, которые много снимались, но они и не замазались. Ада Николаевна встала в позицию. Много актеров встало в позицию, но в количественном показателе - это очень мало, не хочу обвинять, у каждого свои аргументы.

Это финансовая мотивация была, не идеологическая, но порой деньги немножечко подсмерчивают, знаете. И государство способствовало дальше продолжению этого русскоязычия, актеры просто искали где себя реализовать. И здесь меньше к ним вопросов, чем к системе. Но поэтому они и просили прощения. Я не видела извинений продюсеров каналов. От них я не видела, а от актеров видела, и это достойно.

Марія Литянська