Европа уже готовится к возможной агрессии, а у нас до сих пор проблемы с эвакуацией музеев - Александра Ковальчук

Что не так с Минкультом? Что нужно сделать Одессе, чтобы преодолеть культурный разрыв со Львовом? Как привлечь финансирование ЮНЕСКО на сотни тысяч долларов? Интент поговорил об этом с заместителем директора Одесского национального художественного музея (ОХМ), соучредителем ГО "Музей перемен" Александрой Ковальчук, которая сейчас находится в Америке. Также пообщались об основных проблемах, из-за которых украинские музеи почти не имеют шансов на нормальное развитие, депрессии, финансовых страхах и феномене "диктатуры" экс-директора ОХМ Александра Ройтбурда.

Как вы оцениваете эвакуацию культурных ценностей в Украине?

Проблема, на мой взгляд, в том, что за три года полномасштабного вторжения были три команды Министерства культуры. И из-за этой смены команд, в том числе любые проекты страдали.

Что касается эвакуации, то не было человека в ведомстве, который бы целенаправленно занимался только этим направлением.

К сожалению, законодательство по этому поводу до сих пор не изменено за годы войны. В частности то, что касается вывоза коллекции за границу. Например, если мы куда-то везем работы и имеем возможность там оставить на несколько лет, пока их опасно возвращать, то действующее законодательство нам этого не позволяет. Коллекцию можно вывозить только на выставки или на исследования.

Мы видим, как сейчас Польша, Норвегия, Швеция и другие страны выделяют миллионы евро на программы по подготовке по защите культурного наследия при возможной агрессии. А мы не можем сделать стратегическую работу уже во время агрессии.

Почему, на ваш взгляд, Министерство культуры и стратегических коммуникаций Украины за три года войны не запустило политику по сохранению культурного наследия?

За последние, мне кажется, месяц-два министерство, возможно под давлением общественности, начало заниматься какой-то координацией этих процессов и появились какие-то инструкции.

Проблема в том, что в Минкульте нет достаточной команды, которая бы за это отвечала. Она нуждается в людях, которые бы занимались исключительно эвакуацией.

Также есть вызовы на каждом уровне. С директорами музеев, военными администрациями и местными органами ситуация разная. Где-то это люди патриотичные и мотивированные, а где-то наоборот.

Проблему с эвакуацией можно было бы предвидеть. Сейчас надо эвакуировать сотню тысяч предметов из нескольких прифронтовых областей. И когда одновременно надо организовать эвакуацию такого количества предметов, то, во-первых, это физически невозможно. Во-вторых, все области сокращают расходы на культуру. Количество работников в музеях ежегодно только уменьшается. Для того, чтобы эвакуировать надо все запаковать. А с малым количеством людей это невозможно.

Я правильно понимаю, что прямо сейчас речь идет о Сумской области?

Да. Также речь идет о Запорожье и области, Харьковской области. Ну как минимум эти области.

Интересует история с пострадавшими от атаки рф витражами Одесской филармонии. Есть мнение, что это не аутентичные витражи. Это правда?

Фото: Фейсбук-страница Александры Ковальчук

Согласно данным департамента культуры Одесской ОГА, во время реставрации филармонии какие-то фрагменты этих витражей были сделаны заново, а какие-то были аутентичные.

Наша задача после атаки рф заключалась в том, чтобы собрать и восстановить старые витражи, чтобы не было необходимости снова делать новые.

В Украине плохо понимают, что такое культурное наследие. Люди крутили в висках, думая, что мы какие-то ненормальные, когда собирали витражи по крупицам. Можно же просто сделать новые. Но это стирание нашей истории. И это то, к чему нас приучал Советский Союз. Что что-то можно уничтожить, что-то переделать, можно снести собор и на его месте построить что-то другое. Можно взять синагогу и в ней сделать архив, и так далее.

Как часто вы вспоминаете экс-директора музея Александра Ройтбурда? Если бы ИИ воссоздал с ним видео, что бы он сейчас делал?

Фото: Фейсбук-страница Александры Ковальчук

Я не могу сказать, чтобы он сейчас делал. Саша был сильно болен. Возможно в начале вторжения он был бы за границей и лечился. Но в чем я уверена - он постоянно бы был на связи и мы имели удовольствие читать его сообщения на фейсбуке по всем горячим темам: немного саркастические, с этим его особым чувством юмора.

Я очень часто вспоминаю Сашу. Стараюсь сохранить память о нем, систематизировать материалы, связанные с ним в музее. И постоянно думаю о том, что может все-таки сделать издание - интервью с сотрудниками музея о том, как они работали с Сашей.

Как сейчас развивается Клуб Маразли?

Фото: Фейсбук-страница Александры Ковальчук

Мы благодарны людям, которые продолжают поддерживать музей во время полномасштабного вторжения.

Также мы повысили сумму ежегодных взносов. Она с даты основания клуба была 30 тысяч гривен в год. Решили увеличить до 45 тысяч. И это значительно повлияет на возможности музея планировать бюджет, выставки, программную деятельность.

Областной совет финансирует зарплатные и коммунальные услуги. Все остальное - от туалетной бумаги до доставки работ художников на выставки, их оформления - это все финансируется из Клуба Маразли.

Вы говорили, что Ройтбурд не верил в стратегирование. Почему? Или сейчас музей делает стратегические сессии?

Фото: Фейсбук-страница Александры Ковальчук

Саша - это уникальный случай в истории украинской культуры. И он не может быть повторен еще кем-то. Его роль была быть ледоходом, который прет вперед, разрывая этот лед, старую структуру музея. Он самостоятельно принимал решения. Это такой директор военного времени. Это диктатура, но оправданная. Когда он быстро принимает решения, и музей движется, исходя из его представлений.

Сейчас из этого стартапа с харизматичным основателем нам надо перейти в формат институции, которая действует на понятных и прозрачных механизмах. И мы постепенно к этому движемся. Нами был запущен Совет попечителей как способ прозрачности управления. Он и помогает, и контролирует.

При этом стратегировать сейчас довольно трудно, когда мы не знаем, что будет завтра. Поэтому мы говорим о наших процессах, о наших представлениях, ожиданиях музея.

Вы говорили, что работа с Ройтбурдом была изнурительной. Впрочем, она приносила чрезвычайно мощные эмоции. Как она изменилась? Где берете эмоции?

Фото: Фейсбук-страница Александры Ковальчук

Я за эту полномасштабную войну была в двух сильных эпизодах депрессии. Где брать силы для эффективности? На характере. Для меня музей - это что-то связанное с моей миссией. И я так вижу себя в старости. Что я прихожу и волонтерствую там. Я чувствую ответственность за музей.

Саша, есть ли страх, что все может расползтись и вернуться обратно?

Конечно, такой страх есть. У нас с директором Катей Кулай постоянно бывают панические атаки, связанные с риском потери финансирования. Необходимость поиска денег, ограниченность команды, мы постоянно чувствуем, что идем на грани.

Фото: Фейсбук-страница Александры Ковальчук

Нет ощущения безопасности. В принципе у украинцев сейчас вообще нет ощущения безопасности, но здесь мы постоянно находимся в тонусе. Если мы выгорим и не сможем дальше работать - это тоже может быть.

Кто-то из работников музея ушел воевать? Чувствуете ли вы нехватку профессионалов?

Мы ощущаем нехватку работников музейного дела, культменеджеров, и ситуация только ухудшается.

Наш ученый и исследователь Александр Дмитренко фактически в начале вторжения мобилизовался, он артиллерист. Мы постоянно поддерживаем связь и ждем его в музее. Надеемся, что сможем в этом или следующем году издать его большое исследование, посвященное Одесской художественной школе.

Расскажите, как примерно планируется ваш рабочий день в Америке?

В начале вторжения мы приехали к моим родителям в Соединенные Штаты. Они граждане США уже много лет. Для меня очень важно, что я нахожусь в семейном кругу в это время.

Фото: Фейсбук-страница Александры Ковальчук

За эти три года мой рабочий день поделен между ОХМ, ОО Museum for Change и общими усилиями по обеспечению безопасности культурного наследия Украины. В прошлом году я начала работу в проекте RES-POL (Быстрая экспертная поддержка политики в сфере культуры и медиа в Украине - ред.) Это разработка политик для Министерства культуры, именно я занимаюсь темами сохранения коллекции во время войны, цифровизации, реставрации.

Фото: Фейсбук-страница Александры Ковальчук

Мой рабочий день начинается в 6 утра. Потому что я стараюсь увидеться с партнерами в Украине и Европе. Иногда консультирую ЮНЕСКО или другие международные организации. Где-то в 2-3 я заканчиваю рабочий день, когда в Украине наступает вечер. Я физически нахожусь здесь, но ментально - в Украине.

В свободное от работы время я провожу лекции об истории украинской культуры. Стараюсь показать, что это не только вышиванки и писанки. И таким образом собираю средства на тактическую медицину через местную благотворительную организацию.

Как ЮНЕСКО помогло восстановиться музею?

Защитные конструкции во дворе ОХМ. фото: Museum for Change

Люди мало понимают, что означает ЮНЕСКО. Организация не может защитить наши памятники архитектуры. Их главная роль - обучение, научное сотрудничество, экспертиза. Это большая международная организация, которая перегружена определенными бюрократическими процедурами для того, чтобы обеспечить прозрачность использования денег налогоплательщиков.

Они поддерживали очень много общественных объединений. Только через "Музей перемен" мы реализовали проекты на 300 тысяч долларов. Сейчас закончился тендер на установку временной вентиляции в ОХМ. Стоимость этих работ - более миллиона гривен.

ЮНЕСКО несколько раз поддерживало наш музей во время прилетов, которые повлияли на институцию. Организация помогла установить OSB панели на фасаде со стороны Приморского бульвара и сохранить аутентичный световой зенитный фонарь на втором этаже. Я постоянно рекомендую институтам, где есть такие ценные световые фонари, где есть росписи, превентивно их снимать.

Распространенная в Одессе поза "ну что там ЮНЕСКО" усиливается российскими сетками. Для того, чтобы мы теряли веру и доверие к международным институтам, чтобы чувствовали себя изолированными, чтобы мы думали, что нам никто не помогает.

А знаете, кому еще этот нарратив полезен? Всем застройщикам, которые мечтают продолжить застраивать центр города многоэтажками, которые ломают исторический облик центра. Которые уменьшают возможности развития города как туристической локации. Сейчас им труднее это делать. И они будут усиливать эту фрустрацию для того, чтобы лоббировать выброс Украины из этой программы, выход центра Одессы из зоны ЮНЕСКО.

Есть ли стратегические планы ОХМ на жизнь после войны?

Фото: Фейсбук-страница Александры Ковальчук

Мы хотели получить Главпочтамт как второе здание музея. Впрочем, мы понимаем, что стоимость отопления, потребности в реставрации - это очень большие средства, которых у музея сегодня нет.

Сейчас мы собрали очень интересную коллекцию искусства войны. И мы хотели бы, чтобы экспозиция, посвященная этому периоду, была полной. То есть нам очень нужно новое здание или перестройка действующего.

После того, как "Пространство" построило свои помещения, чем убило вид с Приморского бульвара, я подумала, что мы можем построить современную часть музея. Так делают по всему миру, когда объединяют старое здание с новым. И это также выход.

Назовите основную проблему, кроме войны, из-за которой украинские музеи почти не имеют шансов на нормальное развитие.

Если посмотреть статистику, то самая маленькая зарплата в Украине у людей, вовлеченных в музеи, библиотеки и архивы. Директор музея получает 10 тысяч гривен в месяц, сотрудники - 8-6 тысяч. Это говорит о том, что для украинского государства значение этой работы наименее важное. Люди, которые отвечают за сохранность коллекций, которые стоят миллиарды евро, получают такую зарплату. Без этого изменения невозможно развить украинские музеи.

Есть ли у вас ощущение, что культурная жизнь в Одессе понемногу восстанавливается?

Я не могу ответить на этот вопрос, потому что я слишком мало времени бываю в Одессе.

В сентябре, когда я была во Львове несколько дней, меня куратор Павел Гудимов повел в тур по новым галереям и музеям, которые открылись там за полгода. Это создает здоровый магнетизм города по перетягиванию людей из культурной отрасли.

Поэтому для того, чтобы преодолеть культурный разрыв со Львовом, нам нужно открыть еще десять новых институтов.

Ната Чернецька